Образом художника Истомина, его высказываниями и жизненным поведением Лесков как бы включился в теоретические споры об искусстве, развернувшиеся в журналистике 1865 года вокруг второго издания «Эстетических отношений искусства к действительности» Н. Г. Чернышевского и книги П.-Ж. Прудона (1809–1865) «Искусство, его основания и общественное назначение» (СПб., 1865, пер. Н. С. Курочкина). В ходе этих споров вновь были подвергнуты обсуждению важнейшие вопросы современного положения искусства в общественной жизни. Позиция Лескова в этой дискуссии (насколько об этом можно судить по «Островитянам») чрезвычайно противоречива. Он категорически отвергает взгляды «теоретиков», то есть «Современника» и «Русского слова». Лесков вместе с тем подвергает беспощадному разоблачению тип художника-романтика, по его мнению общественно-вредный, отживающий и не соответствующий современным потребностям русской жизни; однако эта в известном смысле прогрессивная идея затемняется проповедью религиозно-нравственного «служения», которому, в конечном счете, должно подчинять себя искусство.
В письме к А. С. Суворину («ночь на 3-е февраля 1881 г.» ИРЛИ, ф. 268, № 131) Лесков указывал на «некоторый портрет в рассказе «Островитяне», изображение которого он считал одним из «дурных» поступков своей молодости. Речь может идти, конечно, только об Истомине, в образе которого, по-видимому, были воплощены какие-то черты характера М. О. Микешина (избалованность, капризы, успех у женщин). Кроме того, в образ Истомина вошли, по-видимому, и какие-то черты популярного в 1850-е годы художника Сергея Константиновича Зарянко (1818–1870), растратившего свой талант в погоне за славой модного портретиста. (Ср. упоминание о нем в рассказе «Шерамур», т. 6. наст, изд.)
Современная критика почти ничего не писала об «Островитянах». Н. Соловьев отметил в большом обзоре творчества Лескова — «Два романиста» («Всемирный труд», 1867, декабрь): «В «Островитянах», следующих за «Воительницей», автор спустился еще ниже в своей беллетристической деятельности. Г-на Писемского, у которого он вообще многому научился, он тут уж совсем оставляет и клонится на сторону чистейшей романтики. Тот род жизни, до которого он здесь касается, по-видимому, даже мало знаком ему; и потому он опять, что называется, въедается в одну личность художника Истомина, которого и казнит без милосердия. Казнь эта так ясна, что становится даже жаль бедного Истомина, несмотря на всю призрачность его фигуры. После, правда, он сжалился над своим героем; но от этого становится читателю не легче. Он видит все-таки, что это не более как комедия или вместе с тем мечта над жизнью». Для демократической журналистики Лесков-Стебницкий в это время был автором реакционного романа «Некуда», и потому Михайловский в обзоре современной журналистики мимоходом упоминает о «забористых» романах Стебницкого, имея в виду «Островитян» («Книжный вестник», 1866, № 23–24, декабрь. Перепечатано в Полн. собр. соч., т. X, СПб., 1913, стр. 498).
Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений. СПб., 1890, т. VI, стр. 339–435. Первоначально опубликовано в еженедельнике «Сын отечества», 1869 (Старые годы в селе Плодомасове, Часть первая. Боярин Никита Юрьевич. № 6, стр. 71–74 и № 7, стр. 85–88. Часть вторая. Боярыня Марфа Андреевна. № 8, стр. 99-103 и № 9, стр. 113–119) и в «Русском вестнике», 1869 («Плодомасовские карлики. Картина старорусской жизни». № 2, февраль, стр. 662–684).
В сборник «Рассказы М. Стебницкого» (1869) автор включил «Плодомасовских карликов» в качестве третьего очерка в «Старые годы в селе Плодомасове», дав им общий подзаголовок «Три очерка» со следующим пояснительным примечанием перед третьим очерком: «Здесь должен чувствоваться большой перерыв в Плодомасовской хронике, потому что три очерка, касающиеся позднейшей старости Плодомасовой и воспитания и жизни «дворянина Туганова», по особым соображениям автора не включены в этот том. Наступающий очерк представляет эпоху гораздо позднейшую, когда Плодомасова уже умерла. Глубокое старчество Марфы Андреевны передается лишь устами ее фаворитного карлика Николая Афанасьевича».
В 1872 году «Плодомасовские карлики» вновь были напечатаны Лесковым с изменениями текста в составе его «Старогородской хроники» — «Соборян» в «Русском вестнике» (1872, № 5, май, стр. 258–278) как главы II–V второй части хроники. Лесков сообщал об этом в письме в редакцию газеты «Русский мир» от 1 мая 1872 г. № 119: «После выхода апрельской книги «Русского вестника», где помещена первая часть моего романа «Соборяне», распространились некоторые толки, и я получаю устные и письменные вопросы и сожаления: зачем мною изъяты отсюда «Плодомасовские карлики», с которыми читатели познакомились по отрывку, напечатанному в «Русском же вестнике», назад тому три года.
Глубоко признательный за столь мало мною заслуженное внимание известных и неизвестных мне лиц, я считаю долгом объяснить им, что интересующие их «Плодомасовские карлики» отнюдь не изъяты из «Соборян» и появятся в свое время. Воспоминаемый читателями прежде напечатанный отрывок принадлежит ко второй, а не первой части романа, и затем главнейший из карликов (Николай Афанасьевич) продолжает быть действующим лицом до самого конца повествования».
Включая «Старые годы в селе Плодомасове» в VI том собрания сочинений, Лесков несколько изменил редакцию пояснительного примечания к «Плодомасовским карликам», указав, что «очерк этот частию вошел в хронику «Соборяне».
Журнальный текст «Старых годов в селе Плодомасове» и его перепечатка в сборнике 1869 года не имеют отличий. В собрании сочинений «Старые годы в селе Плодомасове» подверглись большим сокращениям и тщательной стилистической правке. В очерке «Боярыня Марфа Андреевна» из главы VI «Домашний вор» после слов …опять начиналось то же шныряние следовал текст, который помещен в приложении (стр. 571–579). Этот текст характеризовал домашние забавы Марфы Андреевны, и здесь впервые фигурировал Ванька Жорнов, в главе VII — «Незваные гости» оказывающийся предводителем разбойничьей шайки. В первоначальной редакции, таким образом, узнавание Ваньки Жорнова Марфой Андреевной в сцене нападения разбойников было мотивировано его появлением в предыдущей главе. Удаление этого эпизода могло быть продиктовано Лескову соображениями цензурного порядка, так как «Старые годы в селе Плодомасове» введены были Лесковым в состав VI тома Собрания сочинений, после того как этот том (в его первоначальном составе) был запрещен Главным управлением по делам печати (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова. М., 1954, стр. 576–580) по заключению духовной цензуры и сожжен.